То место на Казанском вокзале, у которого должна была произойти встреча, Артем Романович называл оазисом. В отличие от многих, он считал это логичным. Ему казалось, что, войдя в здание вокзала, человек даже с минимальным образованием сразу поймет, о чем речь. С этим можно поспорить, потому что оазисом в представлении Артема была жухлая пальма. Но спорить, наверное, уже не имеет смысла — отъезжающие оазис не опознали и всё равно встретились не там.

При знакомстве с участниками Выхода в Казань организаторы сразу почуяли неладное. Среди сорока выходцев (вкупе с самими организаторами) было чересчур много Дим и Юль. Неприлично много. К Юлям относились Комракова, Петрухина, Тулегенова, Исхакова и Хохина, а среди Дмитриев числились Захаров, Кулик, Ассоров и, что нехарактерно для него, Охотников. Анна Кожушнер сразу разработала простейшую схему призыва участников к вниманию: по этой схеме достаточно крикнуть «Дима, Юля!» чтобы большинство откликнулось. И черт возьми, это работало!

Да вообще с именами происходила какая-то несусветица — наличествовало три Марии, три Артема, два Максима, две Анны, две Александры, две Кристины, один Кот... Находиться среди этих людей было страшно. Островком спокойствия оставался Ильдар Салахетдинов. У него не было и не могло быть тезок. У него была жена.

У поезда вместе с билетами участники получили презанятный сканворд, призванный познакомить людей в жестких условиях плацкартного вагона. Сканворд был об участниках. Он содержал интимные вопросы о том, кто чей парень и как у кого звали первую учительницу, а также вопрос про Лену Князеву, которая оказалась другой Леной Князевой, а вовсе не той, о которой думали авторы сканворда при составлении. И еще он содержал слово «ворс», которое имело опосредованное отношение к проекту «Выход в город», зато подходило по буквам и сбивало всех с толку. Но все равно сканворд был хорош. Первыми, кстати, его отгадали как раз те, кто знал другую Лену Князеву, а именно Кондратьева, Дубинкина, Сайдова и Копылова.

В поезде местами было мокро — на окнах образовалась незапланированная течь. В тамбурах ударил мороз. В четвертом вагоне ехали врачи туберкулезного отделения, которые утверждали, что смотрели о «Выходе в город» репортаж по ТВЦ. Некоторые из них всем сердцем полюбили Аню Носовец и умоляли ее играть на гитаре романсы, тогда как Аня, огрызаясь на врачей, помогала Лене Шепуновой резать бумажки для будущей Монополии. Группы выходцев кочевали из вагона в вагон и толпились в проходах, играя в «Контакт» и мешая пассажирам. Брунов и Охотников резались в карты. Ассоров учил мастодонтов игротехники новой игре на знакомство под названием «Газетка». Кулик прятался. Артем Русских наливал всем шампанское, оправдываясь новым годом. Во всем этом присутствовала неоценимая душевность. Хотелось ехать и ехать бесконечно. Но не получилось.

Утро в Казани дало понять, что дальше будет тяжело. С любой точки вокзала было видно огромные электронные часы, которые кроме времени показывали еще давление и температуру. Эти-то самые часы сообщали, что воздух в Казани уже охладел до минус шестнадцати градусов. Впереди были суровые морозы.

Сквозь мглистое татарское утро машущая флагом колонна двинулась в сторону кафе «Пирамида». Артем Романович обогнал их, неся к завтраку свежую казанскую прессу. Свежая пресса служила для разминочного знакомства с Казанью и погружения в городскую среду. Знакомство называлось ↓